В рубрике «А Питчфорк скрывает» — почти не замеченный юбилей: сегодня (точнее, уже вчера) исполнилось 35 лет, кажется, главному альбому группы The Cure.
Есть соблазн подкинуть вдогонку экспрессивных эпитетов и назвать Pornography «одним из главных в истории музыки/в десятилетии/в жанре готик-рок» — но спустя годы очевидно, что у Роберта Смита в восьмидесятых были записи помасштабнее и помощней. В текстах — аллегории и метафоры изи-левела, в музыке — предсказуемость гитарных ходов и барабанных сбивок, в графе current mood — крик души как эрзац писка моды; такого и на других (особенно ранних) пластинках The Cure в достатке, но именно Pornography получился в этом смысле чеканным и образцовым — потому-то ему и было уготовано особое место в истории. Однако время вполне справедливо сглаживает углы: пластинка, изначально призванная излечить её автора от душевного кризиса и суицидальных мыслей (Смит как-то упоминал, что в тот момент у него было два варианта: либо прикончить себя по-настоящему, либо попытаться выговориться в песнях), спустя три с половиной десятилетия так и осталась вещью в себе, скорее застывшим памятником внутренней агонии отдельно взятой группы и её участников, чем утилитарным способом искусственно расстравить душу и фоново погрустить — на постсоветском пространстве для подобных целей куда большим спросом пользуются, к примеру, Joy Division и Ploho, да и за пределами вполне отыскиваются замены лучше; «приветственная» же фраза альбома, it doesn't matter if we all die, оборачивается не девизом или руководством к действию, а одиночным криком отчаяния юного максималиста, съедаемого внутренними демонами, но притом из фразы «зачем жить, зачем умирать» готового при первом удобном случае отсечь первую часть.
После записи Pornography первый состав The Cure распался, но группа после некоторого раздрая продолжила существовать; Роберт Смит остепенился и до сих пор здравствует, по-прежнему иногда хандрит (примерно раз в десять лет, когда нужно выдать очередную депрессивно-гениальную пластинку) и при этом с успехом даёт многочасовые концерты с несколькими дюжинами позиций в треклисте — и такой исход хочется, конечно же, не столько поставить в упрёк, сколько выставить образцом социального поведения: можно не бесмысленно приносить себя в жертву, а, к примеру, через пару дней воскреснуть в облике поп-звезды; не исключено, что этот выход Смит для себя заведомо видел и сознательно (хотя скорее нет) обратил своё нравственное падение эпохи Pornography в разукрашенную пьесу мелодраматического жанра — что, конечно, совсем не прибавляет веса альбому, но, с другой стороны, толком и не отнимает. Предсмертная записка оказалась мотивационным письмом для живых и сильных духом, а восемь мрачноватых песен — весящими не больше и не меньше, чем в них заключено изначально.
Есть соблазн подкинуть вдогонку экспрессивных эпитетов и назвать Pornography «одним из главных в истории музыки/в десятилетии/в жанре готик-рок» — но спустя годы очевидно, что у Роберта Смита в восьмидесятых были записи помасштабнее и помощней. В текстах — аллегории и метафоры изи-левела, в музыке — предсказуемость гитарных ходов и барабанных сбивок, в графе current mood — крик души как эрзац писка моды; такого и на других (особенно ранних) пластинках The Cure в достатке, но именно Pornography получился в этом смысле чеканным и образцовым — потому-то ему и было уготовано особое место в истории. Однако время вполне справедливо сглаживает углы: пластинка, изначально призванная излечить её автора от душевного кризиса и суицидальных мыслей (Смит как-то упоминал, что в тот момент у него было два варианта: либо прикончить себя по-настоящему, либо попытаться выговориться в песнях), спустя три с половиной десятилетия так и осталась вещью в себе, скорее застывшим памятником внутренней агонии отдельно взятой группы и её участников, чем утилитарным способом искусственно расстравить душу и фоново погрустить — на постсоветском пространстве для подобных целей куда большим спросом пользуются, к примеру, Joy Division и Ploho, да и за пределами вполне отыскиваются замены лучше; «приветственная» же фраза альбома, it doesn't matter if we all die, оборачивается не девизом или руководством к действию, а одиночным криком отчаяния юного максималиста, съедаемого внутренними демонами, но притом из фразы «зачем жить, зачем умирать» готового при первом удобном случае отсечь первую часть.
После записи Pornography первый состав The Cure распался, но группа после некоторого раздрая продолжила существовать; Роберт Смит остепенился и до сих пор здравствует, по-прежнему иногда хандрит (примерно раз в десять лет, когда нужно выдать очередную депрессивно-гениальную пластинку) и при этом с успехом даёт многочасовые концерты с несколькими дюжинами позиций в треклисте — и такой исход хочется, конечно же, не столько поставить в упрёк, сколько выставить образцом социального поведения: можно не бесмысленно приносить себя в жертву, а, к примеру, через пару дней воскреснуть в облике поп-звезды; не исключено, что этот выход Смит для себя заведомо видел и сознательно (хотя скорее нет) обратил своё нравственное падение эпохи Pornography в разукрашенную пьесу мелодраматического жанра — что, конечно, совсем не прибавляет веса альбому, но, с другой стороны, толком и не отнимает. Предсмертная записка оказалась мотивационным письмом для живых и сильных духом, а восемь мрачноватых песен — весящими не больше и не меньше, чем в них заключено изначально.
