Недавно нашёл где-то на антресолях спецвыпуск журнала «Студенческий меридиан», вышедший летом 1991-го и посвящённый группе «Битлз". Штука эта, надо сказать, повлияла в своё время не меньше, чем чей-нибудь конкретный альбом (это к вопросу о последнем фб-флэшмобе); пусть даже информация в номере была скупа и страдала некоторыми погрешностями, заинтересованность в музыке (не в битлах, а вообще в принципе) этот биографический материал вызвал и купить mp3-коллекцию сольных альбомов Пола Маккартни впоследствии побудил - а остальное уже не важно. Хотя и стиль написания, как по прошествии времени выяснилось, тоже был чудесный: «Студенческий меридиан» был печатным органом ЦК ВЛКСМ и, насколько я смог понять из этого номера, даже в годы агонии означенной организации писал не совсем вольно, но и не то чтобы сдержанно, и в результате рождались симпатичные обороты; хотя, наверное, дело даже не в оборотах, а в их толковании - в статье про Джорджа Харрисона, к примеру, написано, что 1977-й был Годом Панка, и его предпочли переждать, ничего не выпуская, многие артисты. Так как первое моё чтение журнала состоялось чуть позже знаменитого столичного погрома по итогам футбольного матча Россия-Япония, в обострённом предподростковом воображении в виде панков рисовалась всякая урла, громящая витрины, а с другой стороны был бедный музыкальный бомонд, который отсиживается дома и боится даже на улицу выходить, как бы не порвали.
Насчёт панков и бомонда очень быстро стало понятно, что всё не так уж сумрачно и страшно (хотя почти так и было ведь по сути), но момент запомнился: на подсознательном уровне с русской музыкой у меня примерно такие отношения, как в том фрагменте о Харрисоне, всегда и были, а почти от всей «новой русской волны» возникает ощущение, что просто надо её переждать, перетерпеть, уйти в укрытие, найти то, что любишь по-настоящему сам и лелеять. Проще говоря, искать что-то от противного. Иногда это удаётся, чаще нет - но даже на удачных примерах не могу себе толком объяснить, чем это привлекает; я тут как-то уже упоминал про свою тягу к историям совсем уж безнадёжным - и вот последние любимые русские группы мне недавно казалось целесообразным объединить в некий схожий термин, например «новые одинокие» (по примеру «новых странных», «новых тихих» и т.п.). Однако загвоздка здесь в том, что безнадёжность и одиночество - это понятия, конечно, относительные, группы годами могут что-то втихую записывать, а потом вдруг быстро стать культом, пусть даже и локальным (можно вспомнить историю с не очень близким мне «Аффинажем», например) - ну и в вологодской группе «Обход», допустим, тоже вроде есть потенциал, но есть в то же время что-то иррациональное, нелогичное, отталкивающее, то, что бессознательно, без особых усилий самих музыкантов (которые приходилось прикладывать, например, Усову или Летову) уведёт её от массового слушателя. И это не только с «Обходом» так - не знаю, можно ли делать выводы по двум группам, но вот если прибавить, допустим, вторую - челябинский квартет «Заповедник», о котором я здесь как-то уже рассказывал - получится, конечно, ещё не тенденция, но уже не единичная манера поведения, эдакие «Песни в пустоту 2.0». Может быть, так и следует обозначить происходящее.
Про «Заповедник» за четыре месяца нового не смог узнать ничего. Это по-прежнему четыре человека, они по-прежнему звучат, как могла звучать «Химера» на акустических четвергах в «Там-таме» - с виолончелью, двумя гитарами, кривой балканщиной, почти дарк-фолк. Из нового известно только то, что альбом выпускать они, вопреки моей трактовке их слов, всё-таки хотели, просто рассчитывали дать идеям созреть до концепции, и вот наконец выпустили - но так, что можно было по сути и не записывать. До сих пор не понимаю, к чему на записи сводилась функция звукорежиссёра - если бы в выходных данных написали, что звук снят с роликов на youtube, в это поверилось бы охотнее. Слов местами не слышно, группу из четырёх человек стоило всё-таки записать побогаче - но в такой сырости и есть смысл: лирику можно при надобности спокойно отыскать на bandcamp, а в недомолвках тексты звучат даже чуть эффектнее - в самые кульминационные моменты, когда вступает виолончель и голос становится уже неразличим, в устах вокалистки они превращаются в какие-то фонемы-крики о помощи, сужаются до этого истинного своего смысла. В самих текстах, конечно, тоже много интересного: здесь есть песни с упоминанием всякого рода мертвецов, но альбом этот не о смерти, а о каком-то странном её страхе, страхе того, что жизнь со всеми своими тяготами не обрывается даже после гибели физической, о страхе превращения её в жизнь вечную, в серию нескончаемых перерождений; смерть повсюду, но в то же время её и нет - одна из песен называется «Мой друг вернулся из преисподней», например. Да, записан и звучит альбом совсем наивно, но лейтмотив (возможно, даже неосознанно для музыкантов) стоит за этим выдающийся - макабр, которому не видно финала, почти по заветам деятеля сибирского панка Олега Михайловича Судакова: быть мёртвым - не значит умереть, отчаянье полощет мозги.